Есть море, что Памяти Морем зовется.
Над ним не заходит неяркое солнце,
Там небо усыпано жемчугом чаек
И ветер лазурные воды качает.
А берег — как срез изумрудного плюша,
Тихонечко волны толкаются в сушу.
Вода, как печаль, то отхлынет, то тронет
Зеленую челку прохладной ладонью.
Чуть ближе — скала, где гнездуются птицы.
Под ней — будто боль на осколки дробится,
Под ней — будто горечь сбивается в пену
И бьется отчаянье в серую стену.
А там, в глубине, все, что души томило,
Лежит одеялом набухшего ила,
И чьи-то тревоги, и чьи-то сомненья
Мелькают по дну переливчатой тенью.
А Море волнуется, Море вздыхает,
А Море чужие заботы листает,
Вселенскую летопись чувств и историй,
Забытых сердцами. Но только не Морем.
Над ним не заходит неяркое солнце,
Там небо усыпано жемчугом чаек
И ветер лазурные воды качает.
А берег — как срез изумрудного плюша,
Тихонечко волны толкаются в сушу.
Вода, как печаль, то отхлынет, то тронет
Зеленую челку прохладной ладонью.
Чуть ближе — скала, где гнездуются птицы.
Под ней — будто боль на осколки дробится,
Под ней — будто горечь сбивается в пену
И бьется отчаянье в серую стену.
А там, в глубине, все, что души томило,
Лежит одеялом набухшего ила,
И чьи-то тревоги, и чьи-то сомненья
Мелькают по дну переливчатой тенью.
А Море волнуется, Море вздыхает,
А Море чужие заботы листает,
Вселенскую летопись чувств и историй,
Забытых сердцами. Но только не Морем.
Этот дневник — россыпь искристых камушков. Иногда это сны, иногда придуманные истории, но чаще всего это — вывернутая наизнанку душа. То, чем поделиться не с кем или нельзя... иногда просто глупости, иногда настолько глубокие переживания, что им не следовало быть озвученными.
